"Сертификат за взятку" — 300 тысяч: Чиновники предали суджанцев дважды. Выжившая в оккупацию не стала скрывать правду

Кто мог, уходил от боевиков ВСУ — даже пешком, в халатах и тапках. А кто не мог, вынужден был прятаться по подвалам. Но и это не спасало от жестоких расправ. Чиновники сбежали ещё раньше, прихватив часть документов. Пять месяцев прошло с освобождения Суджи от украинских оккупантов, но до сих пор появляются новые свидетельства того, что же на самом деле происходило в начале августа 2024 года на курской границе. И общая картина беды, которую пережила вся наша страна, становится ещё более пугающей.

В этом месяце исполнился год, как ВСУ вторглись в Курскую область. Выбить их смогли только через 8 месяцев в марте 2025-го. Всё это время в оккупации находилось немало людей. Одна из них — Елена Яковлева. Она ещё до СВО переехала в Суджу. Ее отец — украинец, мама — русская, а сама она родилась и жила в Карелии. В Курскую область переселилась, чтобы пожить в тёплых краях. Ну и пожила. Под обстрелами. В оккупации. Подробности — в материале Царьграда.

Елена Яковлева мечтала пожить в тёплых краях

"Наши защищали город до последнего"

— Перед тем как в Суджу вошли ВСУ, город сильно обстреливался?

— Не так чтобы сильно. Я у соседки сидела в погребе. Один снаряд прилетел в соседний огород. 6 августа отправилась на работу, а служебная маршрутка не пришла. Оказалось, из-за прилётов. Позвонила на работу узнать, что и как. Начальство сказало сидеть по подвалам. И я вернулась домой. Люди говорили: "Украинцы зашли в Куриловку". Это деревня в 5 километрах от Суджи. А на следующий день в городе уже ничего не работало. Кто смог, тот сбёг.

— Вы не смогли?

— А как? Пешком? Несколько знакомых так и ушли — в халатах и шлепках, а мы с соседкой остались.

— Местные власти обращались к народу, говорили, что нужно выезжать?

— Никаких разговоров о том, что в Суджу могут войти украинцы, вообще не было. А радио уже не работало. Потом исчезла и связь. В последний раз я сделала звонок 6 августа вечером.

— Эвакуации не было?

— Нет. Никаких автобусов, никаких машин. Только с мэрии вывезли какие-то документы. А сама мэрия, по-моему, покинула город ещё 5 августа.

— В Судже шли бои?

— Да, стрельба большая в центре была. Наши ребята отстреливались. И около здания милиции держали оборону, и в других местах. Защищали город до последнего как могли. По ним били из танков. У меня в центре знакомые живут, они рассказали, что наши военные собрали всех людей и вывели их в укрытие — в интернат для инвалидов на улице Ленина.

8 августа мы с соседкой пошли на железнодорожный вокзал, там были солдаты на мотоциклах. Они сказали нам: "Возвращайтесь назад в город". И мы вернулись. Приготовили воду, еду, свечи, тёплую одежду. Как только стрелять начинают — мы в погреб залезем. Соседка боялась, я — нет: нас ведь и так до этого, наверное, с год обстреливали.

Наши держались числа до 10-го. Потом, кто смог, ушли и унесли раненых с собой. А в город начали входить украинцы.

"Приехали молодые, бешеные. Срывали злость"

— Как вэсэушники себя вели?

— 10 августа мы с соседкой увидели военные машины с треугольниками. Поначалу подумали даже, что это наши — какие-то новые войска. А на следующий день уже наступила тишина. Мы пошли посмотреть, что в городе творится. По улицам ходили люди, их было довольно много. У одной женщины оказался украинский паспорт. Она сказала, что может нас провести в магазин.

...Рядом с нашими домами разместились украинские военные. Нам повезло. Это были мобилизованные — нормальные взрослые мужики, у которых на Украине остались семьи. Они приносили нам продукты, воду, дрова. Мне помогли достать из ноги осколок — но он не при взрыве попал в меня, а я сама на него наступила и проколола ногу. Дали связаться с сыном в России. Он потерял меня после 5 августа, когда в последний раз мы разговаривали по телефону.

Выйти с ним на связь через украинских военных долго не получалось — у них были ограничения на звонки в Россию. Только в январе нашли какого-то молодого человека, который смог связаться по "Телеграму". Сначала сын скидывал звонки. Пришлось написать ему, что это я, прислать своё фото. Тогда он сам мне перезвонил. Сказала ему, что жива, но больше позвонить не смогу. Предупредила, чтобы он и сам ни на какие звонки не отвечал, никаких денег не посылал. А так — украинцы разбивали все телефоны у местных жителей. Даже сломанные. Но я свой спрятала.

Нас не обижали. Но я могу говорить только за тот небольшой район, где жили именно мы. Как говорят, в другом районе — там, где стояли наёмники, поляки и немцы, всё было плохо и жёстко. Просто беда.

Они же все, как только вошли, сразу выставили на центральной площади Суджи свои флаги на флагштоках. Их там было больше десяти — и польский, и немецкий, и итальянский, и испанский, и французский. И корреспонденты любили приезжать на захваченную русскую территорию. Каждую неделю — какая-то новая съёмочная группа, а то и две. Любили снимать русских беженцев в интернате, где выдавали пайки.

Жителям Суджи предлагали выехать в Сумы. И, действительно, вывезли туда из интерната немало людей. Но из моего района и из соседнего никто не уехал. В том числе благодаря мне. Я говорила соседям: "Всё это пропаганда. Никуда не едем — сидим и ждём наших. Они всё равно придут".

Вот так жили Елена с соседкой. Видео сделано в августе 2024 года. Предоставлено Еленой Яковлевой

Нам повезло, в нашем районе было спокойно. Украинские мобилизованные нам даже мыться у себя разрешали, у них же было всё проведено — и вода, и свет. Нас даже защищали. Если вдруг какой-нибудь пьяный украинский мародёр перелезал через забор, мы сразу кричали, звали этих мобилизованных — и они прибегали, в обиду нас не давали.

— Часто бывало такое

— Сначала редко. Часто началось потом уже, когда их погнали. С фронта приехали молодые, бешеные. Они срывали свою злость за то, что отступают. Тогда и соседка моя Люба погибла.

— Как погибла?

— Я не знаю. Не видела. Меня вовремя знакомые забрали в другой район. Соседку тоже уговаривали, но она не пошла. У неё там собака, огород. Ну и что? У меня тоже собака, её парализовало во время обстрела — две ноги отнялись: я её вытащила из пруда, потом выходила. А соседка не поехала. И в результате осталась лежать под орехом. Если бы я вместе с ней там осталась, меня тоже убили бы. Это точно.

Комендантский час дольше, пайки меньше

— В городе вообще много оставалось мирных жителей?

— Очень много.

— Какие были у них настроения?

— Какие могут быть настроения? Все выжить хотели. Почти все были в стрессе. А у меня он потом начался, когда уже всё закончилось. Я стала заикаться. И до сих пор это продолжается, когда немного понервничаю: врачи говорят, посттравматический синдром. На меня ведь три раза во время обстрелов двери и кирпичи падали.

— Дети тоже оставались в городе?

— А вот детей я видела мало.

— В городе работали магазины, какие-то учреждения?

— Нет, всё было закрыто.

— Действовал комендантский час?

— Да, сначала с 17 часов до 10 утра, потом — с 15 до 10. Каждому жителю выписали именной пропуск с указанием адреса, но без фото. Его надо было ходить продлевать. Сперва выписали до 31 августа 2024 года, потом до 31 января 2025 года, потом до 31 декабря 2025-го. Они создали что-то вроде полиции в одноэтажном здании в деревьях напротив интерната. Там мы продлевали пропуска.

— Украинцы создали что-то вроде администрации, местные жители на них работали?

— Это как — полицаи, что ли? Нет, они сами, без полицаев справлялись. У них была комендатура возле банка.

Такие пропуска выдали каждому жителю Суджи, чтобы они могли передвигаться по городу. Фото предоставлено Еленой Яковлевой

— С водой всё было в порядке?

— Да, колонки работали. Воду привозили в цистернах.

— Ваши соседи мобилизованные от себя вам давали продукты или это была какая-то централизованная раздача?

— И то и другое. Были и пайки, в них — тушёнка, крупы, сахар, мука, всякие консервы, масло растительное, туалетная бумага, мыльные принадлежности. Сначала давали пайки раз в неделю. В ноябре уже стали давать раз в месяц. Потом и сами пайки уменьшились. Потому что наши дороги перекрыли и подвоза продуктов не стало.

Уходя, жгли дома

— Вэсэушники о себе вам что-то рассказывали?

— Конечно: у кого-то было по двое-трое детей. Воевать они абсолютно не хотели. А чего им делать-то? Их забирают и забирают. Злости к русским у них не было. Они говорили: "Это не наша война. Зачем нас сюда загнали?".

— Они пили при вас?

— Нет. И, кстати, когда вошли в город, сразу в магазинах перестреляли весь алкоголь.

— Как вы поняли, что наши к Судже подходят?

— Нас в ноябре как начали колбасить, так и колбасили до марта. Так мы и поняли, что они подходят.

"Грандиозный шухер". Русская артиллерия куда-то попала. Видео предоставлено Еленой Яковлевой

— Украинцы размещали орудия и военную технику в жилых районах. Прямо в домах маскировали пушки. Они всё перекопали, сделали в домах много укреплений, но ими не воспользовались, потому что просто отошли, когда наши пришли. Мы лежали и гадали: прилетит или не прилетит?

Только вставила окна — их снова выбило взрывом. Знакомый взял меня за шкирку и из дома уволок. А мой дом раздолбали. (Смеется.) Но ничего, нормально. На втором адресе, где я жила, рядом стояла БМП "Брэдли". Когда украинцы уходили, они её подожгли вместе с боекомплектом — только снаряды взрывались и летали. Мы боялись, как бы от этого наш дом не сгорел.

Уходя, ВСУ жгли дома. Когда это только началось, даже приезжали из комендатуры разбираться, меня допрашивали, выясняли, как сгорел дом напротив, говорили: "Не может быть, чтобы украинские солдаты его подожгли. Это, наверное, был прилёт". А потом уже больше не приезжали.

Но самое интересное, как только они уйдут — сменят дислокацию, на следующий день по месту, которое они покинули, идут прилёты — как будто они знали, куда именно наши будут вести огонь. Как такое может быть?

...Наши ребята, которые вошли в Суджу через трубу, вывели меня 18 марта. Дали на сборы 15 минут. Я даже толком не сообразила, что взять. Боец в одну руку взял мой чемодан, а в другую под мышку меня. И мы бежали бегом через речку. Там погрузили на машину, довезли до автобуса. А кто-то остался. Надо было и мне. Женщин оставляли, если в семье есть мужчина.

Сертификат — за взятку?

— Что рассказывают эти оставшиеся?

— Ничего. Нет с ними связи... А нас привезли в ПВР (пункт временного размещения). Немножко подлечили в больничке и всё. Никаких выплат я до сих пор не могу добиться. Потому что не была в Судже прописана, хотя и работала на предприятии официально, все справки есть. В том числе и о том, что была в оккупации.

Я уже куда только не обращалась. Все говорят, что документы в порядке, но почему-то никто мне выплаты не одобряет. И какая инстанция должна одобрить, вообще непонятно. Меня кидают из одной в другую. Уже хотела плюнуть на это, думала: ладно, заработаю как-нибудь эти деньги. Но знакомые говорят: добивайся! Вот сейчас буду документы в суд подавать.

— Какие жителям Суджи положены выплаты?

— Единовременные 150, 15 и 10 тысяч рублей. И 65 тысяч ежемесячно.

— А тем, кто прописан в городе, выдали эти деньги?

— Почти всем. Но с жилищными сертификатами и у них очень плохо. Половина их ещё не получили. На ремонт домов в разорённых селах тоже нелегко компенсацию получить.

— Вам после спасения из Суджи было куда ехать в России. Но ведь не все эвакуированные жители имели такую возможность. Как у них обстоят дела?

— У меня друзья, которые ушли из Суджи пешком в одних шлепках и халатах ещё 8 августа 2024-го и смогли добраться в село Большое Солдатское, до сих пор живут в ПВР в Курске. Уже год не могут получить сертификат. Вынуждены работать он и она, копить деньги, потому что если когда-то получат сертификат, им придётся покупать мебель.

— Сами суммы в сертификате нормальные?

— В принципе, да. В зависимости от утраченных квадратных метров. Но теперь, как говорят, за выдачу сертификата требуют взятку порядка 300 тысяч. Хотя утверждать это на сто процентов я, конечно же, не могу.

— Какие условия жизни в ПВР?

— Это бывшее общежитие или школа. Там, где была я, бесчисленное количество двухъярусных коек. Кто-то делает свой закуток, отгораживается простынями, покрывалами. Кормят хорошо. Есть душевые, стиральные машины. Жилье и питание там бесплатно. Если человеку не нравится, он может снять квартиру — и ему будут выплачивать 20 тысяч в месяц. Но цены на аренду выросли. В Курске можно найти жилье за 18 тысяч где-нибудь на краю города и потом оттуда замучаешься ездить на работу. А так, я смотрела, просят 35 тысяч за однокомнатную. А главное, хозяин квартиры в любой момент может сказать: "Съезжайте". И куда ехать? В ПВР во второй раз уже вернуться нельзя. Поэтому многие сидят в пунктах временного содержания и ждут. Причём таких людей очень много — считай, всё приграничье Курской области.

— Непонятно, когда их вопрос решится?

— Говорят, на решение проблемы беженцев выделили 44 миллиарда рублей. Но другой конкретики у меня нет. Я считаю, мне ещё повезло. Я живу у сына. Мое предприятие платит мне две трети зарплаты (через год его обещают открыть где-то на новом месте), да я ещё и сама подрабатываю. Жду не дождусь возвращения в Суджу.