87-летняя жительница Суджи Евгения Фисенко пережила две оккупации. Маленькой девочкой во время ВОВ она оказалась на территории, захваченной немецкими фашистами, а в августе 2024-го пенсионерка не смогла покинуть родной город во время его захвата украинскими боевиками. Последние зверствовали не меньше немецких фашистов. Самой женщине больше месяца пришлось питаться одним луком, а её 62-летняя дочь Марина, раненная осколками в живот, получила медицинскую помощь только после освобождения Суджи.
- © Из личного архива
87-летняя жительница Суджи Евгения Михайловна Фисенко маленькой девочкой пережила немецкую оккупацию, а в августе 2024 года её родной город был снова захвачен, на этот раз украинскими националистами.
«Ела сырой лук»
В первые дни вторжения боевиков в Суджанский район Евгения Фисенко, которая с трудом передвигается по дому на ходунках, фактически оказалась отрезанной от внешнего мира. 6 августа годовщина смерти мужа Евгении, и она ждала дочь, чтобы вместе с ней съездить на его могилу. Но в городе, по словам женщины, началась стрельба и взрывы, возникли перебои с мобильной связью.
Один из снарядов, выпущенный по городу ВСУ, угодил в соседский дом.
«В доме у мамы вылетели окна, а вход в погреб завалило, и закрутки она достать не могла. От голодной смерти её спас только подарок. У неё в конце июля был день рождения, и ей подарили большую корзину со сладостями. Вот она и делила конфету с кошкой и собакой: половину себе, другую — хвостатым. И ещё ела сырой лук. Говорит, что теперь на него просто смотреть не сможет», — рассказывает RT дочь Евгении Михайловны Марина.
Она жила в другом районе Суджи и в течение месяца пыталась узнать о судьбе матери. Добраться до её дома, по словам женщины, было невозможно из-за обстрелов.
Также по теме
«Никто не ожидал, что украинцы в город ворвутся. А утром седьмого августа я проснулась от стука в дверь и лая собаки. На пороге украинцы стоят и кричат: «Мы знаем, что вы дома. Открывайте, или бросим гранату!». Я открыла, они ворвались в дом с автоматами, всё обыскали, забрали телефон и компьютер. Хотели увезти меня в школу-интернат, куда многих людей отправляли. В феврале туда прилетел снаряд, кто-то погиб, кого-то сильно ранило. Мне повезло, что я осталась дома», — вспоминает Марина начало вторжения.
19 сентября знакомым Марины удалось перевезти маму к себе. Её дом тоже пострадал от обстрелов. Женщинам приходилось спать на полу, укутавшись в одеяла. Выбитые взрывами окна они заклеивали скотчем и досками.
«Еду искали с соседями по руинам магазинов или копали картошку, свёклу, морковь в огородах под гул дронов, потом несла домой маме», — рассказывает Марина.
В феврале 2025 года она получила осколочные ранения, когда хотела помочь соседям: «Вышла на улицу — показалось в окне, что горит соседский дом. А оказалось, что это было отражение других домов. Начались взрывы, осколки попали в живот. Один я вытащила сама, обработала рану спиртом, думала, заживёт. Но она раздулась, загноилась. Только в Курске, когда нас эвакуировали, врачи вытащили осколки. А так я целый месяц жила с ними».
Освобождение Суджи
В марте в Суджу вошли российские солдаты. «Вижу — идут в красных повязках. Думаю, мерещится. Разревелась. Маме, говорю: «Наши пришли!» — вспоминает Марина.
Во время эвакуации из Суджи, по словам женщины, в небе было полно украинских дронов. Но всё обошлось.
«Мою маму наши бойцы везли в инвалидной коляске, а я сама ковыляла с палочкой. После переправы через реку нас перехватили священнослужители, и мы с ними на машинах выехали в безопасное место. Оттуда я сразу набрала сыну, он 6 августа сумел с семьёй уехать, — продолжает женщина, — Он закричал: «Мама, ты где?! Я еду!». Сказал, это лучший подарок в его жизни. Я просто не могла сдержать слёзы».
Сейчас женщины живут в Курске.
Евгения Михайловна, которая маленькой девочкой пережила оккупацию Суджи немецкими войсками, говорит, что и тогда её родной город был освобождён в марте.
Также по теме
«Я тогда маленькой совсем была, но помню громкие звуки истребителей и взрывов. Иногда мама выпускала погулять рядом с домом. А если были прилёты, прятались в бочках на улицах. С едой было тоже непросто, мама ходила за хлебом за 15 километров в село Гуево», — вспоминает Фисенко.
«Мой папа был военным лётчиком, погиб 1 января 1945 года в Венгрии. До последнего все верили, что он вернётся живым. Помню, 9 мая 1945-го залетаю в хату и кричу: «Мама, Победа!», а они с бабушкой плачут. Спрашиваю у них, почему, а они в тот день получили похоронку на отца», — продолжает Евгения Михайловна.
Она очень сильно переживает, что их домашний архив, в котором хранились все документы и письма её отца, погибшего в ВОВ, был уничтожен.
«А это была наша семейная память. Я для внуков и правнуков берегла», — вздыхает женщина.