В Курском приграничье саперы до сих пор находят смертельные подарки от ВСУ — самодельные взрывные устройства, вмонтированные в мирные предметы. Они не для бойцов российской армии, а целиком и полностью — для убийства мирных русских людей. Заминированы лопаты, чайники, часы, фонарики, бензопилы, кошельки, пачки денег и даже шоколадки. Но самые страшные и символичные взрывные ловушки в этом ряду — бомбы-книжки. Обычные такие книжки, которые найдутся едва ли не в каждой семейной библиотеке, что собиралась в советское время. "Три мушкетера" Александра Дюма — характерная узнаваемая обложка с тиснением виньетками. Такие продавались и в Москве, и в Киеве, и в Риге. Ну как продавались? Доставали, выменивали, выпрашивали, иногда "уводили" из библиотек друзей.
И вот внутрь этой книги, знакомой с детства большинству русских людей на постсоветском пространстве, рука какого-то беса из ВСУ встраивает взрывчатку с детонатором. Механизм предельно простой: открываешь книгу — и рванет.
В этом антикультурном, антирусском, антилитературном и антигуманистическом замысле отражается вся философия ненависти врага. Против чего воюют? Против русского языка, против русской культуры — а Дюма в переводе, несомненно, давно часть русского культурного кода, включившего в себя европейский так, что не разъединить, Боярский и Смирнитский в роли мушкетеров — русско-советские народные герои. Воюют и против европейской культуры как таковой, потому что Дюма, мушкетеры и Франция — это и мировые скрепы. Воюют против чтения как способа жить и передавать знания. Воюют против доверия к слову как таковому. То есть это война против Бога, потому что первое Слово было Его.
Люди комментируют с горечью: какой точный расчет — очевидно, что только русский откроет эту книгу, а модифицированный в бандеровца украинец — нет. То есть бомба прицельно выставлена против русской учености и книжности, против тех, кто хочет знать.
Этот путь — к бомбе в книге — начинался с политического решения о дерусификации библиотек на Украине в 2022 году. Было уничтожено более 20 миллионов книг. Библиотеки очищали от русской и советской классики — Чехова, Достоевского, Пушкина, Толстого, Шолохова, Шукшина, Бондарева, а также литературы, напечатанной в России после 1991 года: любовных романов, детективов, фэнтези. Но не только. Выбрасывали даже книги украинских авторов, написанные в эпоху СССР.
Осквернение на Украине памятников русским писателям и поэтам — это наглядная агитация, публичный плевок русским в лицо. С книгами получалось не так громко — их подвергали геноциду, тихо вытаскивая с полок, списывая и пуская под нож.
Книги убивали сознательно, зная, что именно с них начинается русская культура. Поначалу это шокировало даже граждан Украины. Но постепенно — а из истории мы знаем, что человек может пасть сколь угодно низко, особенно если гауляйтер подбадривает, — зло стало нормой, представилось добром. Итоги этой кампании по убийству русской книжности мы могли видеть на одном шокирующем видео, которое завирусилось в интернете. Женщина, по внешнему виду заставшая еще советскую школу, лучшую в мире, как мы помним, в самой читающей стране, с остервенением разрывала на камеру раритетные издания великих писателей. Приговаривала, как та ведьма: "А, Достоевский!!! Вот тебе! Чехов? Конечно, куда без него! Иди вслед за Достоевским! Вот тебе, вот тебе!" Рвала, будто убивала, дралась с книгами, била их, отрывала обложки и раздирала страницы. Напрашивается сравнение с нацистскими кострами из книг. Но в некотором смысле происходящее ужаснее, хотя куда уж хуже. Нацистское государство уничтожало книги, занимались этим люди системные и партийные. На Украине в войне с книгами участвуют низовые активистки, "женщины из соседнего подъезда", похожие на обычных наших земляков.
Почему враги русских и России всегда целят в литературу? Кто-то бессознательно, на уровне рефлексов, как та безумная, раздирающая раритетные издания, а кто-то сознательно — принимая решения о чистке библиотек. Враги знают о нас главное, чего мы сами будто не замечаем или морщимся от этих истин, как от дидактики. В ходу одно время была такая детская шутка: если лучший подарок — книга, так что, вы мне больше ничего не купите? Мы отвергли собственный культурный императив, решив, что нам больше нравится покупать джинсы и автомобили. А что книги? От них тесно в квартирах, читать некогда, есть гаджеты — и те самые бабушкины библиотечные собрания, вплоть до Дюма с характерной обложкой, вывалили горками у лифтов многоэтажек. Враг знает нас лучше, чем мы сами. В книге — суть русского человека, способ передачи ценностей, отношение к жизни, обозначение цели, система иерархии. Даже если человек сам не читает и даже бравирует этим, то уж для детей своих он хочет книжной участи — хорошего образования, многих знаний, умения писать и читать не только на своем, но на множестве языков, умения говорить как по писаному. Да и с точки зрения веры и традиционных религий России — книга священна. Культ книги никуда не исчез.
Запрети книги, отучи людей читать, объяви Пушкина и Толстого врагами — и ты получишь русского без совести и чести, но с присущими нам яростью, упорством, смелостью, отчаянием, упрямством. Как раз то, что мы видим в стране, что за "ленточкой". Русский без книг в голове становится бандеровцем, минирует книги и памятники.
Когда-то в детстве в пионерском лагере "Артек" я увидела мальчика из Афганистана. Он был без кистей рук. И весь лагерь узнал его историю. Американцы разбрасывали шариковые ручки — на тот момент иностранную яркую невидаль в нищей стране. Ребенок схватил одну и навсегда остался калекой. Но он выжил. А многие дети Афганистана были убиты такими бомбами. Бомбы-ловушки губят самых активных, настроенных на познание, любопытных, смелых. Ведь ручка нужна тем, кто хочет писать, верно? Как и книга — тем, кто хочет читать. То есть будущей элите нации. Враг хорошо знает, как убивать будущее.
Одно из главных символичных мест в русской культуре — Михайловское. История и сама природа выстроили здесь культурную иерархию. На холме в Святогорском монастыре спит вечным сном Пушкин. Под горой, у монастыря — братская могила и мемориал павшим в боях Великой Отечественной войны. И на подходе к лестнице, ведущей к могиле Пушкина, — мемориал девяти бойцам, которые разминировали усыпальницу великого поэта. Они были профессионалы, но враг оказался изощреннее и применил для уничтожения русской святыни самое современное на тот момент оружие, и несколько способов минирования были применены одновременно. Девять бойцов заплатили жизнью, чтобы прах величайшего русского поэта не был осквернен. Вместе с другими солдатами, освобождавшими Пушкиногорье, в братской могиле у стен Святогорского монастыря похоронены старший лейтенант Владимир Кононов из Архангельской области, лейтенант Сергей Покидов, старший сержант Иван Комбаров и рядовой Иван Ярцев из Тамбовской области, старший сержант Михаил Казаков из подмосковного Раменского, старший сержант Николай Акулов из Коломны, ефрейтор Виталий Тренов из Костромской области, рядовой Егор Козлов из Челябинской области, рядовой Иван Травин из Ивановской области. Разрушение Пушкиногорья и минирование могилы поэта было предъявлено в качестве одного из обвинений нацистам на Нюрнбергском процессе.
Русские кладут жизнь за литературу. Антирусские придумали, как убивать русских книгой.
Нацизм давно ведет войну со словом. Владлен Татарский убит за то, что умел говорить и писать. Дарья Дугина погибла за то, что владела словом. Покушение на Захара Прилепина — за сказанные от имени и в поддержку Донбасса слова. Маргарита Симоньян и Владимир Соловьев едва не стали жертвами покушения — опять же за умение говорить. Против митрополита Тихона готовился теракт — и снова за слова, проповеди и книги. Те, кто владеет русским словом, — враги украинской государственности, считают нацисты.
Сопротивление тут может быть только одно. Читаем. Идем в библиотеки. Пишем. Кто-то может найти время для одной страницы в день — прекрасно, у кого-то читательская мощность — по книге в неделю. Это неважно — читаем. Высшая форма сопротивления мракобесному антикнижному нацизму — писатели, которые уходят на фронт и даже там (а где еще?) пишут книги, фиксируя происходящее прямо в окопе. Фронтовая проза и фронтовая поэзия — ответ русской культуры на попытку ее физически уничтожить, убивая русские книги. Напишем и издадим новые. В том числе на бывшей Украине.
И еще один способ воевать словом изобрел отслуживший по контракту бывший заключенный, ныне писатель Даниил Туленков: он собирает деньги на "мавики" и устраивает читательское голосование за лучшее название для дрона. Где-то сейчас летает на позициях опасный и хитрый дрон "Кот Баюн" — смертельное русское слово.
Наталия Осипова
