Врио губернатора Курской области Александр Хинштейн заявил в интервью РИА Новости, что связывает свое будущее с регионом и стремится сделать результаты работы осязаемыми для жителей. Он считает, что нужно не просто фиксировать проблемы граждан, а решать их. Беседовали Дарья Ураева и Светлана Самсонова.
– Александр Евсеевич, вы уже больше полугода работаете в Курской области. Регион непростой, сейчас особенно. Расскажите, с какими трудностями вам уже удалось столкнуться?
– Те же, наверное, проблемы и трудности, которые есть у жителей региона. Это непрекращающиеся атаки со стороны ВСУ. Это, к сожалению, гибель людей, ранения. Это разрушение объектов инфраструктуры, жилых домов. Что вы вкладываете в понятие трудностей?
– У вас на прежнем месте работы были другие задачи. Тут, как вы правильно сказали, речь идет о жизнях людей, об их имуществе, об их родной земле. Наверняка, какие-то механизмы вам были незнакомы в работе.
– Знаете, ну, наверное, самым сложным было поначалу выстроить понятную обратную связь с людьми. Потому что, когда на протяжении длительного времени с людьми не разговаривали, не работали, накопился огромный вакуум и огромный запрос. Поэтому я поначалу проводил значительную часть времени, именно встречаясь, разъясняя. Это были многочасовые встречи с жителями приграничья от 3,5 до 5,5 часов, когда, по сути, ты вынужден говорить и повторять многие вещи, но с пониманием того, что людям это важно услышать, людям это важно все-таки понять. Большое количество проблем, связанных с жителями приграничья, с решением их проблем, защитой их прав. Конечно, в первые дни, когда я приступил к работе, до конца еще не понимал всего масштаба и, скажем так, всего перечня проблем, требующих решения. Это понимание тоже стало приходить в процессе работы: не просто фиксировать эти проблемы, но находить пути их решения. Так появился Координационный совет по проблемам жителей приграничья, созданный еще в конце прошлого года, начавший свою работу в январе. Это коллегиальный орган при губернаторе, в состав которого входят представители инициативных групп от каждого из девяти пострадавших муниципалитетов, все органы власти, как региональные, так и федеральные, муниципальные, общественные организации, ассоциации юристов России, все, кто в состоянии вырабатывать решения. Самое главное – дальше их реализовывать. Ряд этих решений, как показали дальнейшие события, можно было и спланировать, принять и реализовать, не дожидаясь, пока это вызовет такое отторжение у людей. Ну, скажем, процесс заочного признания домов разрушенными. Ну, в чем проблема-то? Есть военные, аэрофотосъемка, дроны. Ну, если на месте дома воронка, для чего нужно туда отправлять комиссию, которую мы туда сегодня не отправим по причине безопасности? Для людей это проблема. Человек не может получить сертификат до тех пор, пока не будет заключения комиссии о том, что дом его разрушен и не пригоден к восстановлению. И много таких проблем, в которые на самом деле нужно было погрузиться, разобраться для того, чтобы находить их решение. Оперативное реагирование на разрушение домов в результате действий ВСУ. Сегодня, хочу надеяться, этот алгоритм у нас уже отстроен. К глубокому моему сожалению, потому что я очень бы хотел, чтобы не приходилось нам такие алгоритмы реализовывать. Но, увы. И если первоначально, когда я приступил к работе, то наблюдал определенную растерянность со стороны своих коллег, то сегодня уже на автоматическом что ли уровне происходит сразу... То есть произошли какие-то действия со стороны ВСУ, в домах выбиты стекла – сразу же выходит ремонтная бригада, закрывают тепловой контур, заказываются стеклопакеты. Если необходимо людей отселять куда-то на время, значит, это опять же сразу происходит. Но надо понимать в то же время, что значительная часть проблем, с которыми сталкивается сегодня Курская область, не имели аналогов в прошлом. Поэтому то, о чем я сейчас говорю, ни в коей мере не надо воспринимать как какую-то критику предыдущей власти. Я лишь говорю о том, что рецептов не было.
– На сегодняшний день вы довольны работой власти на местах в контексте взаимодействия с населением, обратной связи?
– По-разному. В каких-то районах в большей степени, в каких-то – в меньшей степени. Мне кажется, что довольным быть абсолютно полностью, наверное, невозможно.
– По объективным причинам не всегда, вероятно, удается оперативно отвечать на вопросы местных жителей. И не всем можно ответить, что с их родственниками, что с их жильем на сегодняшний день…
– Ну, слушайте, для этого и должна работать система власти. Понятно, что руководитель региона в ответе за все. Но должна быть система, и одна из главных задач, которая передо мной стоит, ее выстроить. Это система, при которой людям не нужно идти к губернатору для того, чтобы спилить падающее дерево у них во дворе или вывести мусор. Есть уровень принятия решений.
– Приграничная территория вся заминирована?
– Слава Богу, не вся. И темпы разминирования территории у нас очень высокие.
– А есть ли у вас понимание, какой объем финансирования потребуется на восстановление? Хотя бы приблизительная оценка?
– Не называл и не назову сегодня.
– На сегодняшний день какой уже объем федеральных средств предоставлен региону? На помощь людям, на компенсации, на аренду жилья. Есть общие цифры?
– Общие цифры, сколько с конца прошлого года, я вам сейчас не назову, потому что я их не сводил для сегодняшней встречи. Но могу сказать, что приблизительно ежемесячно федеральный бюджет выделяет средств на помощь и поддержку жителей порядка десяти миллиардов рублей. Это и выплаты 65 тысяч рублей, которые получают у нас выше 114 тысяч. Это сертификаты на жилье взамен утраченного. Это компенсация аренды жилья 20-40 тысяч. Это компенсация двух третьих за простой работникам, работодателям. Это другие выплаты, которые есть. Но есть еще вопросы, которые находятся в стадии решения. И у нас жители приграничья освобождены от уплаты за жилищно-коммунальные услуги, за электроэнергию, за вывоз мусора. Все это ложится на операторов или на какие-то иные компании, этим занимающиеся. Естественно, что им надо компенсировать. По 2024 году решение принято. Рассчитываю, что такое решение будет принято и по текущему 2025 году.
– Александр Евсеевич, скажите, пожалуйста, известно ли сейчас количество жертв и пострадавших среди мирного населения в приграничных территориях Курской области за время оккупации ВСУ?
– Я называл эту цифру, но она по состоянию двухнедельной давности, поэтому сейчас я вам актуальную цифру не назову.
– А сколько человек в розыске до сих пор? Можете сказать?
– Я могу сказать не о том, сколько в розыске, потому что розыск ведет полиция. Я могу сказать о том, сколько человек в нашем реестре лиц, утративших связь с родственниками, судьба которых, к сожалению, нам не известна. Таких людей у нас немногим более 570.
– Как вы помогаете родственникам, которые потеряли связь со своими близкими?
– Для них главная помощь – это найти их родных. Если это люди, которые попадают в какую-то категорию, требующую и нуждающуюся в поддержке, то эту поддержку они, конечно же, получают. Но здесь важно понимать, что регион не занимается непосредственно розыском людей. Так же, как не занимаемся внешнеполитической деятельностью, не участвуем в переговорных процессах. Но почему мы стали такой реестр формировать? Потому что я понял, что отсутствует какой-то единый свод. И у жителей нет понимания, потому что разные структуры называют разные цифры. И в первую очередь важно было, во-первых, чтобы родные были убеждены в том, что ни одного человека не бросили. А в свою очередь те, кто не может с ними сегодня связаться, и те, кто, слава Богу, жив, увидели бы воочию, что их ищут, что о них тоже не позабыли. Вторая, не менее важная задача, – это было все-таки синхронизировать усилия по формированию такого реестра, потому что мы пошли даже чуть дальше… Мы взяли данные в МВД, понятно, отталкиваясь от розыскных дел, уполномоченного по правом человека, Российского Красного Креста, у волонтеров, у глав районов и сельских советов. Дальше пошли на опережение. Запросили в соцфонде сведения о том, кто из пенсионеров, проживавших на территории приграничья, с сентября 2024 года перестал получать пенсию. Получили еще дополнительный перечень людей, который проработали, и убедились, что часть этих людей сегодня, их местонахождение неизвестно, о них никто не заявляет, потому что у них нет родных. И, к слову говоря, анализ, который мы делаем после возвращения каждой группы наших граждан, показывает, что там всегда внутри групп, которых возвращают с территории Украины, есть те, кто в нашем реестре не значился. Это одиноко проживавшие немолодые люди, у которых, к сожалению, нет родных, у которых, как выясняется, нет близких. И их исчезновение мы никак, к сожалению, не видели, что, конечно, неправильно в корне.
– А есть ли данные, сколько детей находится сейчас на территории Украины?
– У меня нет данных именно по детям на территории Украины. У меня есть данные о том, что граждане, объявленные в розыск органами внутренних дел, среди них четыре несовершеннолетних. Но Татьяна Николаевна Москалькова, уполномоченный по правам человека, говорит о том, что не менее 34 человек находятся на Украине. Тех, кого власти Украины нам по-прежнему не отдают, среди них несовершеннолетних нет.
– А по каким причинам не отдают? Называются какие-то официальные причины?
– Я – не участник переговорного процесса… После того момента как мы понимаем, что люди возвращаются, вот здесь начинается наша работа. Встретить на границе, обеспечить сразу же медпомощь, сопроводить, соединить с родными, помочь, разместить, оформить все необходимые выплаты. Там очень много пенсионеров, которые, конечно же, не получали с августа пенсии. Ну и так далее. Правда, большой объем работы.
– Следственный комитет официально заявлял о том, что возбуждаются уголовные дела, фиксируются факты убийства мирных жителей в период оккупации территории Курской области. Есть ли такие факты, когда убиты были целые семьи с детьми? Возможно, их как раз никто и не разыскивал, потому что вся семья погибла в том или ином селе.
– Я сейчас не готов каких-то конкретных примеров приводить, прямо сейчас в моменте. Хотя не могу исключить, что такие примеры, к сожалению, будут. Что касается поисков, не думаю, что сведения отсутствовали в результате того, что их убили. Потому что власти на местах знали, кто из людей остался.
– Когда вы приступили к новой работе в Курской области, случился большой скандал в Корпорации развития региона. Следите ли вы за ходом расследования?
– Слежу в меру своих полномочий.
– Вообще этот орган, Корпорация развития, наверняка нужен региону. Планируется его перезапуск?
– Да, планируется такой перезапуск, потому что мы понимаем, что, как бы это правильно сформулировать, карма сильно подорвана и испорчена у Корпорации развития. Совершенно точно мы не будем использовать КРКО в качестве участника строительной сферы. И история о том, что они – генпоставщики, или единственные исполнители, или генподрядчики на строительстве объектов, тем более сложных, эта история уходит в прошлое. Что касается корпорации как внешнего офиса по сопровождению инвесторов, то мы думаем над ребрендингом корпорации, над ее перезапуском, потому что, конечно, эту работу вести надо. И в инвесторах мы заинтересованы.
– Кстати о громких уголовных делах. Следите ли вы за ходом уголовного дела в отношении Алексея Смирнова, за его судьбой?
– Следить за судьбой, наверное, мне сегодня не очень достижимо, поскольку у высших должностных лиц субъектов федерации нет полномочий осуществлять надзор за предварительным расследованием, посещать места уголовно-исполнительной системы. Насколько я осведомлен, он в следственном изоляторе находится.
– А удалось ли вам с ним пообщаться?
– Да.
– На какие темы?
– Мы разговаривали с ним после моего назначения. И в момент моего представления управляющей команде региона. Тогда приезжал полпред президента. Говорили о проблемах, которые есть в регионе, о подходах.
– Какие он проблемы называл?
– Разные называл проблемы. Не могу сказать, что все названные проблемы в конечном счете...
– Оказались проблемами?
– Ну, можно сказать и так.
– То есть это были решаемые задачи?
– Это были разные вопросы и разные задачи. Мне не очень хотелось бы как-то оценивать своего предшественника в силу разных причин – и в силу этики, и в силу того, что есть презумпция невиновности. Поэтому я знаю, что он бывал в регионе до своего задержания, но никогда инициативы в общении не проявлял.
– У него были какие-то рабочие поездки?
– Не знаю. Региональная власть не только не ведет надзор за предварительным следствием, но и оперативно-разыскную деятельность не осуществляет. Что в регион приезжал, знаю.
– Скажите, пожалуйста, а вы знаете о каких-то новых фактах арестов или задержаний сотрудников Корпорации развития Курской области?
– О каких-либо новых задержаниях или арестах из числа руководителей корпорации мне не известно. Полагаю, что, если бы это произошло, наверное, я бы об этом знал.
– Вы недавно побывали лично на приграничных территориях. Какая там обстановка?
– Ну, надо понимать, что приграничье – это, в первую очередь сельская территория. И даже города на самом деле – это не города в представлении жителей столичного мегаполиса. То есть если пытаться сравнить, как выглядел разрушенный Мариуполь, например, с тем, как выглядит сегодня Суджа, наверное, это сравнение будет не очень корректным. Хотя бы потому, что в Судже нет ни одного высотного здания. И центр города — это двухэтажные дома. Но вот из поездки в Суджу, например, я не увидел в центральной части города ни одного здания, которое бы не пострадало. Наверное, не все из них требуется строить заново, какие-то, допускаю я, возможно, и восстановить. Но факт остается фактом.
В конце прошлой недели, в минувшее воскресенье, я ездил в Суджанский район, и мы там целый ряд сел объехали, посмотрели. Очень большое разрушение именно объектов социальной инфраструктуры. И это разрушение со стороны противника продолжается, они каждый день продолжают обстреливать, используя все средства поражения.
– В Курскую область будут направлены тысячи специалистов из Северной Кореи. Где их разместят? Что им предстоит делать и когда они приедут?
– Когда приедут – вопрос точно не ко мне. Что касается саперов, здесь, конечно же, это будет зависеть от военных. Потому что отвечают за деятельность группировки разминирования инженерные войска вооруженных сил. И даже другие службы, которые сегодня в эту группировку входят и помогают в зачистке территории, все равно единым координатором является министерство обороны.
Но, несомненно, плюсом тысяча саперов – это очень серьезное большое подспорье. И приступать к работе – ну группировка активно действует, поэтому, по мне, чем раньше это произойдет, тем лучше.
– А военные строители что будут делать?
– Что касается военных строителей, то здесь пока мне трудно окончательно оценить ситуацию. Я знаю не намного больше вашего. Наверное, что-то еще знаю, но окончательная конструкция, по крайней мере, до меня еще не доведена. Но в любом случае у нас этапность. То есть у нас первый этап — это разминирование. Второй этап — это оценка разрушений, то есть работа сметчиков. Третий этап — строительство и восстановление. Вот военные строители из КНДР, очевидно, это третий этап. Просто мы не ждем полностью разминирования территории всего приграничья, а действуем по зонам. Но сейчас формируется программа восстановления приграничных районов трех областей. К 1 июля мы должны представить ее президенту. Правительство России определено в качестве ответственного органа вместе с нами, региональными властями.
– А можете назвать предварительный ущерб?
– Он будет все равно не полным. Ну, если каждый день у нас продолжает что-то или разрушаться, или получать серьезный ущерб, то любая цифра не будет полной – это первое. Второе – мы не можем посчитать то, что находится непосредственно около границы. Ну, конечно, определенный объем, параметры мы понимаем. Мы понимаем минимум, который сегодня точно разрушен и требует восстановления как по объектам социальной сферы, так и по сетям.
Ну а завершая тему со строителями из КНДР – я считаю, что это очень хорошее, правильное решение, но реализация его будет зависеть от того алгоритма, который будет окончательно определен после представления программы восстановления.
– И все-таки, вы их ожидаете в ближайшее время?
– Повторюсь, это будет зависеть от параметров программы восстановления. Как будет определяться по каждому из регионов – кто будет выступать заказчиком работ, кто будет выступать единым подрядчиком, если такой появится. От этого напрямую будет зависеть и вся дальнейшая система, как она выстроится. Но мы заинтересованы в том, чтобы чем раньше, тем быстрее работы начались, конечно же. Людям важно возвращаться домой.
– Будет ли такая возможность и когда – вернуться у свои дома тем, чье жилье не разрушено, но находится, так скажем, на сегодняшний день в опасной зоне? От чего это будет зависеть?
– Это будет зависеть от линии боевого соприкосновения, от того, как она будет смещаться. На сегодняшний день военные говорят нам о том, что зона безопасности – это 30 километров. То есть все, что свыше 30 километров. Поэтому и разминирование у нас идет от линии боевого соприкосновения. Не везде она совпадает с границей. Сегодня идет создание буферной зоны на территории Сумской области. Соответственно там эта тридцатикилометровая зона от границы отодвигается.
- Это как-то отражается на интенсивности обстрелов?
– Это отражается на дальности обстрелов, потому что миномет берет до 30 километров. А ракеты и 30, и 40, и 50, и до 100, к сожалению.
– На прошлой неделе сообщалось об увольнении заместителя министра образования Курской области. Планируете ли вы еще какие-то кадровые перемены?
– Ну, на прошлой неделе гораздо большее число отставок озвучивалось. У нас в понедельник покинули свой пост врио министра строительства, врио министра спорта.
– По собственному желанию?
– Министр строительства – да, по собственному желанию.
– А почему он покинул пост? Непосильные задачи были поставлены или не сработались?
– Слушайте, ну я, честно говоря, могу с кем угодно сработаться.
– Просто строительство это сейчас такая важная сфера, ключевая.
– Несомненно. Но в правительстве Курской области есть строительный блок, есть врио замгубернатора, отвечающий за это направление, – опытный, компетентный, профессиональный человек, до этого занимавший аналогичную должность в Белгородской области. Поэтому я в части строительного блока сегодня гораздо более спокоен, нежели чем вчера.
Что касается кадровых ротаций, изменений, то, конечно же, они будут происходить. И не в силу моих желаний, а в силу того, что люди будут уходить. По разным причинам они будут уходить. Но и надо понимать, что сегодня в любом случае правительство все равно временное. Окончательно его сформирует губернатор, который победит на выборах в сентябре. Поэтому любое назначение сегодня, освобождение – это все равно временная история. Окончательные все кадровые решения произойдут после выборов 14 сентября.
– Александр Евсеевич, Курская область – крайне сложный регион. Почему вы согласились ее возглавить?
– Вопрос, мог ли я отказаться, мне кажется, вообще не может стоять. Если сегодня стране я нужнее там, то какая у меня есть возможность сидеть там и что-то размышлять? Когда президент делает предложение кадровое, мне кажется, что у любого человека, который свою страну воспринимает как свою страну, есть только один вариант – сказать "есть" и пойти выполнять эту задачу. Боялся ли я, что не справлюсь? Мне кажется, что это вообще свойственно любому мыслящему человеку.
– Вы свое будущее видите в регионе?
– Конечно.
– Потому что есть мнение, что вы – своего рода антикризисный менеджер, приехали в регион на время. Это не так? Вы надолго в Курской области?
– Знаете, как учил нас философ Платон: нет ничего более постоянного, нежели чем временное. И в этом смысле объем задач и проблем, которые есть в Курской области, требует серьезного погружения и большого времени. Очевидно, что мы не справимся со всеми задачами в текущем 2025 году, да и 2026-м. А на горизонте у нас еще и тысячелетие Курска – 2032 год. Это огромное окно возможностей, которые, я считаю, просто грех сегодня не использовать. Поэтому мы начали активную подготовку в этом направлении. Ну а потом – мне эта работа интересна, она дает мне возможность увидеть совершенно по-другому систему власти, наконец, принятие решений. Для меня всегда было важно видеть результат своей работы.
Политики делятся на несколько категорий. Есть те, кто про процесс, есть те, кто про результат. Я всегда стремился ко второму. Вот что ты конкретно делаешь, что ты созидаешь? Что в конечном счете после тебя останется? Мне важно, чтобы в Курске, в Курской области результаты моей работы были осязаемы и служили людям еще очень долго. А для этого потребуется время.
