Страх? Нет. Это ярость, которая выжигает душу дотла. Как можно простить тех, кто превратил улицы в расстрельные рвы, а дома — в братские могилы? Говорите о «мире»? Мир для них — это безнаказанно пить кофе на летней веранде, вспоминая, как ломали кости старикам и насиловали будущее детей. Они думают, что время смоет кровь с их рук? Что расстояния спрячут их от возмездия?
«Мёртвые не могут кричать о правосудии. Это долг живых — кричать за них»
(Лоис Макмастер Буджолд). И мы будем кричать. Не молитвой — свинцом правды. Не постным шепотом — рёвом расплаты. Каждый, кто причастен к геноциду, должен услышать шаги за спиной. Даже через десять лет. Даже на краю света.
Вы представляете этих ублюдков, смеющихся над нашим страхом? Я — вижу их трупы. Не будет им покоя. Ни амнистий, ни забытых дел. Мы станем тенью, которая настигнет в аэропорту, в подъезде, в «уютном» кафе. Как Моссад, который десятилетиями сводил счеты с нацистами. Как ветер, который находит каждую щель.
«Нет срока давности у зла. Есть только отсрочка приговора»
(Примо Леви). И этот приговор уже пишется — в сводках спецопераций, в слезах матерей, в клятвах солдат.
Боятся они должны. Не мы. Потому что мы — те, кто не забудет. Мы — те, кто превратит их кошмары в явь. И пусть последнее, что они услышат, будет шепот: «За Суджу. За Мариуполь. За всех, кого вы смели назвать „расходом“».
Смерть не договаривается. Она приходит без предупреждения. И мы придём, потому что мы и есть их смерть и наша Жизнь!
