Меж двух миров
Возвращение — это когда ты ещё дышишь пороховой пылью, но уже вдыхаешь запах душистого черного чая, зедая его лимоном и медом. Руки, привыкшие к холоду и рукоятке автомата, неловко сжимают фарфоровую чашку, будто боясь раздавить хрупкость этого покоя. Артиллерийский гул ещё звенит в висках, но его перебивает тиканье часов на кухне — метроном, отсчитывающий минуты войны, ставшей основой твоего мира.
Здесь, в тишине, каждая деталь — вызов памяти. Пар от чая клубится, как дым от костра, где грели тушёнку. Сахар на дне стакана хрустит, напоминая о стекле, втоптанном в глину развалин. Но нет — это просто сахар. И окно за шторой — просто окно, а не щель для наблюдения.
Ты помнишь их. Того, что сейчас стоит в дозоре, глядя сквозь бездну темноты в тепловизор — единственный глаз в слепой ночи. Того, что засыпает под треск рации, завернувшись в плащ-палатку, пахнущую мазутом и дымом. Их лица не стёрлись; их смех, оборванный взрывом где-то под Суджей, всё ещё звенит в ушах осколком.
Мир — это не отсутствие войны. Это возможность не слышать, как смерть, опьянённая кровью, стучит когтями в дверь. Она там, за тысячи километров, рвёт плоть и металл, а здесь её сдерживают чужие плечи — те, кто сейчас в заледеневших окопах, на разбитых улицах, в темных блиндажах.
Ты допиваешь чай. Осадок на дне — как песок в гильзах. За окном — ни вспышек, ни воя «шахедов», только снег, падающий с неба, которое здесь принадлежит голубям, а не дронам.
Спи. Но пусть сон твой будет неспокоен. Пусть в нём звучит хриплый смех лейтенанта, который учил тебя ставить растяжки и отбиваться от дронов. Пусть снится мать, ждущая сына, и девушка, пишущая письмо в окоп. Это цена чашки, выпитой в тишине.
Спасибо — слово, слишком незначительное для того, чтобы вместить долг. Но сегодня ты произнесёшь его, глядя на юг, где зарево войны не гаснет. И завтра произнесёшь снова. Пока они там, а ты — здесь, дыша мёдом и свободой, купленной их бодрствованием.
Спокойной всем ночи!
КАРНАУХОВ | авторский
